Хобби или дело жизни? Именно такой вопрос возникает в голове, когда лицом к лицу сталкиваешься с представителями российского коневодства. Эта отрасль кажется одновременно такой близкой и такой далекой, ведь не каждый спортсмен знает, с какими трудностями на самом деле сталкивается коневодство в России.

В этой сфере существует множество сложных вопросов: от недостатка государственных программ поддержки до борьбы за сохранение племенного состава. Все эти проблемы зачастую остаются за кадром, а решение их требует не только огромных усилий, но и терпения.

Мы решили запустить серию интервью с представителями отрасли и узнать из первых уст, как обстоит ситуация. Героями нашего первого выпуска стали Андрей и Елена Хартли, которые стояли у истоков Хартли Хорс Хаус. С момента закрытия их хозяйства прошло уже некоторое время, однако лошади, выведенные в Хартли Хорс Хаус продолжают успешно выступать на российских соревнованиях. В интервью с Equi Media Андрей и Елена поделились текущим положением дел в отрасли. Они рассказали о проблемах, с которыми сталкиваются владельцы конезаводов, их насущных нуждах, планах на будущее и роли отечественного разведения в современном спорте:

Почему закрылся центр репродукции лошадей «Хартли Хорс Хаус»?

Андрей Хартли: 

Центр репродукции лошадей «Хартли Хорс Хаус» был создан в 2017 году. Будучи предпринимателем, я рассматривал это как бизнес и планировал окупить вложенные инвестиции за 5 – 7 лет. К сожалению, мы не вышли на ту ежегодную прибыльность, на которую я рассчитывал. Причин на самом деле много. Одна из них заключалась в отсутствии лидера, который берет на себя полную ответственность за работу. Как и в любом бизнесе, нужен человек, стоящий во главе. В противном случае, все идет само по себе и не приводит к должному результату. Взвесив все обстоятельства, я принял решение о закрытии.

Опять же, нужно уточнить, что у нас останутся сотрудники – Регина и Валерия. Мы продолжим осеменять собственных кобыл. Кроме того, предлагая семя своих жеребцов, мы готовы осеменять кобыл клиентов. Хранение семени в сосудах Дьюара остается, поскольку азот все равно закупается. Что касается заморозки семени чужих жеребцов – мы посмотрим.

Из-за отсутствия лидера мне приходится заниматься объявлениями, собеседованиями, подбором новых людей. В финансовом плане это не те деньги, ради которых я готов тратить свое время. Наш ключевой бизнес – это взращивание, подготовка, тренировка спортивных лошадей топ-уровня для конкура и выездки. Именно на это будет направлен весь фокус нашего внимания, энергии и денежных средств.

Любой предприниматель работает в условиях ограниченности ресурсов: временного, управленческого, человеческого, финансового. Поэтому я ищу более эффективные способы их распределения. Если бы центр работал автономно, со своим руководителем, и приносил бы мне 1 миллион рублей в месяц, то я бы его не закрывал. Так как этого не случилось, пришлось принять решение о смене приоритетов.

Возможно ли сделать бизнес по репродукции в России прибыльным? 

Андрей Хартли: 

До знакомства со своей женой Еленой я видел лошадей только по телевизору. Когда она начала их покупать, у меня появился интерес, и я взглянул на индустрию со стороны. Что я увидел? Лошади, спортсмены, целая отрасль. Западные рынки были открыты как для подготовки, так и для продажи лошадей — возможностей хватало не только внутри страны, но и за ее пределами.  

Ситуация с центром репродукции была похожей: есть лошади, есть потребность в осеменении. На тот момент на рынке работали только частные специалисты, а специализированного стационара, ориентированного именно на эту задачу, не существовало. Я понимал, что спрос будет. Возможно, не тысяча кобыл, но десятки, а то и сотни клиентов точно. Такой бизнес мог быть успешным и прибыльным. Мы зарабатывали, но суммы оказались меньше, чем я рассчитывал. К тому же бизнес был организован не до конца правильно. Его можно было бы сделать успешнее, и я искренне надеюсь, что у кого-то это получится.  

Елена Хартли:  

Я уверена, что такой бизнес можно сделать прибыльным. Если бы он находился на отдельной территории и был грамотно организован — с продуманной инфраструктурой для жеребцов, кобыл и выжеребки — он мог бы приносить стабильный доход. Важно правильное управление, маркетинг, продвижение. Например, можно предлагать скидочные программы: “Сегодня у нас молодые жеребцы от Диамант Де Семилли, и их семя мы продаем не за 100 тысяч, а за 15–20 тысяч.”  

В прошлом году Андрей запустил программу, в рамках которой клиент платит за семя наших жеребцов только после рождения жеребёнка. Если кобыла не доносит плод, клиент ничего не платит. Такие инициативы помогают привлекать новых людей. Однако спустя шесть лет работы оказалось, что о нас знают далеко не все. Мне казалось, что наш центр репродукции известен везде, но в регионах о нас почти не слышали, потому что там редко сталкиваются с осеменением. Это значит, что мы не всё сделали правильно.  

Возможно ли было спасти бизнес, например, подняв цены? 

Андрей Хартли: 

С одной стороны, да, можно было бы. Но с другой — клиенты очень чувствительны к ценам, а на рынке всегда работали и будут работать частные специалисты. Повысить цены — возможно, но этого было бы недостаточно для спасения бизнеса.  

Чтобы добиться успеха, нужно полное погружение в процесс. Успешный бизнес — это не только цены, но и множество других факторов.  Даже снизив цены, можно было бы сделать бизнес эффективнее. Например, продавая семя за 15 тысяч, можно было бы привлечь 300 клиентов.   

Отвечая на вопрос: одним поднятием цен бизнес не спасти. Здесь нужен комплексный подход, чтобы в конечном счете увеличить количество клиентов и повысить средний чек.

Кто сейчас может занять место вашего центра? Куда обращаться спортсменам, если они хотят осеменить свою лошадь?

Андрей Хартли: 

Глобально ничего не изменится. Мы не занимали значительную долю рынка, а осеменений ежегодно проводятся сотни и тысячи. Наш уход ситуацию кардинально не поменяет. Вероятнее всего, люди будут обращаться в частные хозяйства к владельцам нужных жеребцов или полагаться на зоотехников, которые и так работают на пределе.  

Вложиться в строительство нового центра могли бы многие, но этого не происходит. Бизнес не кажется прибыльным: доходы и расходы не оправдывают ожидания инвесторов. Хотя технически все можно организовать без особых сложностей.  

В России пока привычнее использовать жеребца из соседнего хозяйства, тогда как в Европе давно применяют эмбриотрансфер и пересадку яйцеклеток. Там этот процесс поставлен на поток. Например, в Бельгии у Брабандера очередь кобыл на осеменение расписана с утра до вечера. Люди полностью вовлечены в этот процесс, осеменение, эмбриотрансфер, ICSI (инъекцию сперматозоида в яйцеклетку).  

У нас же до сих пор многие не знают, что такое эмбриотрансфер. Люди удивляются: «А так можно было?» Мы просто еще не дошли до этого уровня образованности.  

Когда мы достигнем такого уровня? И сколько на это нужно времени?  

Андрей Хартли: 

Все зависит от нас самих. Нужно распространять информацию, писать статьи, рассказывать людям.  

Сейчас рынок СМИ однобокий: он больше про спорт, а про коннозаводство почти не говорят. Было бы полезно задать одни и те же вопросы и коннозаводчикам, и спортсменам. Например, спортсмены жалуются, что нет хороших лошадей, а заводчики – что нет достойных спортсменов. И так по кругу.  

Также спортсменов не устраивают цены, а заводчики считают, что им недоплачивают. Важно наладить диалог между ними. Но сделать это сложно: ни через Федерацию, ни через частные инициативы, такие как попытка Виты Козловой создать ассоциацию владельцев конноспортивных клубов.  

Я бы очень хотел, чтобы появилась медиа-площадка, где коннозаводчики и спортсмены могли высказываться. Интересно читать мнения коллег, но сейчас мы почти не общаемся. Надеюсь, в будущем будет такая платформа.  

Вы развиваетесь как конеферма. Сколько у вас рождается лошадей в год? 

Андрей Хартли: 

Примерно 5–6 конкурных и 2–3 выездковых. В среднем около 8 лошадей.  

Есть ли подросшие лошади? Где они выступают?

Елена Хартли:  

Среди конкурных лошадей у нас в наличии 7-летняя и 8-летняя лошади, которые прыгают маршруты 130 см. Из выездковых есть молодая, которая начала выступать в 4 года.   

Всего в спорте у нас сейчас 18–20 лошадей. На соревнования ездят 10–12, остальные пока готовятся.  

Какие достижения вас уже радуют?  

Елена Хартли: 

Например, Диаманта Харт. Когда она родилась, немецкие специалисты назвали ее лучшим жеребенком ганноверской породы, рожденным в России. Она получила плакетку «Золотой жеребенок» еще в возрасте трех месяцев.  

Сейчас ей 7 лет, и она уже прыгает 130 см. Мы не торопимся с заездкой: наши лошади начинают активные тренировки к 3 годам, а в 4 – выходят на первые маршруты.  

Еще одна селекционная победа – Дисней Харт. Ему 5 лет, и он очень быстро прогрессирует: начал с 90 см, потом 100, 105, 110 – и все это в рамках двух соревнований. Он отлично сложен, прыгает с импульсом и технично. Это жеребец-производитель, а для заводчика вырастить такого – огромный успех.  

Жеребец-производитель должен быть не только красивым, но и умным, бесстрашным, послушным. К 4 годам уже видно, кто соответствует этим требованиям.  

Как вы подбираете жеребца и кобылу? 

Елена Хартли: 

Раньше мы думали, что селекция – это просто: взяли хороших кобыл из Германии, выбрали лучших мировых жеребцов – и все. Мы насажали на кобыл Корнета Оболенского, Диаманта Де Семилли и ждали гениев. Но получили неожиданные результаты: много неудачных жеребят, несочетаемых по экстерьеру и темпераменту.

Тогда мы обратились к специалисту – Кристиану Шахту. Он анализировал строение лошадей и подбирал пары так, чтобы компенсировать недостатки.  

С тех пор мы стали внимательнее. Сейчас, наблюдая за своими лошадьми, мы понимаем, кому чего не хватает: кому – импульсивности, кому – длины корпуса, кому – спокойствия. Это постоянный эксперимент.  

Сколько стоит вырастить жеребенка?  

Андрей и Елена Хартли:  

Себестоимость жеребенка до 3,5 лет – около 2,3 млн рублей. Это без учета рисков. Но если из шести жеребят один продастся хорошо, а остальные окажутся «неудачными», эти расходы тоже надо учитывать. Минимальная цена за 4-летнего жеребенка – 6,5–7 млн рублей. Это нормальная стоимость.  

Как сейчас обстоят дела с рынком молодых лошадей в России? Какие лошади востребованы? 

Елена Хартли: 

Мы не продаем молодых лошадей. В 2,5 года они еще не сформированы, а в 4 года многие «серые утята» превращаются в «белых лебедей». Мы вкладываемся в заездку и обучение. Для нас важно не просто вырастить красивую лошадь, а научить ее работать с человеком. Она должна понимать, как собираться после барьера, как правильно подойти к прыжку.  

Я сравниваю это с собаками-поводырями. Щенок лабрадора стоит 40 тысяч, а обученный поводырь – от 8 до 20 млн рублей. Потому что важны не только физические данные, но и знания.  

Наши лошади должны давать всадникам эмоции и комфорт в управлении. Мы не хотим просто продавать «мясо». Нам важно, чтобы всадник, сев на нашу лошадь, сказал: «Полцарства за коня!». Вот тогда мы будем знать, что сделали все правильно.  

Что бы вам хотелось изменить в российском коннозаводстве? Может быть, в конном спорте в России в целом?  

Андрей Хартли: 

Как коннозаводчик, я бы хотел, чтобы в России была отработана процедура ввоза и вывоза семени. Сейчас этого нет, так как для транспортировки семени нужен ветеринарный сертификат, который не предусмотрен для лошадей в России. Хотя для быков, свиней, овец и собак он есть.  

Впервые мы столкнулись с этой проблемой, когда поступил запрос на покупку семени нашего жеребца буденновской породы Ланкастера. Выяснилось, что официально экспортировать его нельзя, потому что нет необходимых документов. Для таможни нужен ветеринарный документ, в котором указаны прививки и информация о местоположении лошади. В идеале такой сертификат должен быть согласован между ветеринарными службами разных стран и опубликован на сайте Россельхознадзора, но его нет.  

Даже внутри страны перевозка затруднена. Например, я не могу отправить семя самолетом, потому что нет распоряжения о том, что жидкий азот безопасен для перевозок. Это должно решаться на государственном уровне.  

Еще одна проблема – рабочая сила. Когда я подаю заявку в ФМС на привлечение работников, мне нужно получить разрешение или квоту. Эти процессы должны быть более доступными, особенно для конных хозяйств.  

Когда я начал заниматься сельским хозяйством, думал, что на сайте Минсельхоза будут инструкции: когда пахать, какие травы сеять, как ухаживать за пастбищами. Но информации нет. Такая же ситуация с кормлением лошадей: сколько давать сена, какой овес, мюсли – все приходится собирать по крупицам.  

Еще я считаю, что в стартовых протоколах соревнований помимо собственника и спортсмена нужно указывать тренера и заводчика лошади. Заводчиков часто забывают, а их работа тоже важна.  

Как обстоят дела с соревнованиями для молодых лошадей?  

Андрей Хартли: 

Сейчас в России молодые лошади участвуют в общих зачетах, что создает сложности. В Европе для них есть отдельные маршруты с учетом возраста и уровня подготовки. У нас же часто ставят в один зачет и детей, и любителей, и молодых лошадей. Отдельные маршруты встречаются редко и только на крупных турнирах, где высота препятствий уже серьезная.  

Я считаю, что формат соревнований нужно менять. Например, ввести систему оценки, как в выездке или фигурном катании. Сейчас все решает секундомер – хоть задом наперед проедь, главное, чтобы быстро. А если бы учитывалась техника прохождения маршрута, это способствовало бы развитию всадников и лошадей.  

Нужно задаться вопросом: какие цели мы ставим перед российским конным спортом? Чтобы на него выходить, нужно понять, что мешает развитию. Если опросить 100 человек – спортсменов, заводчиков, тренеров, судей, перевозчиков – у каждого будут свои проблемы. Их нужно обсуждать и искать решения.  

Насколько продажа Семпер Фиделис повлияла на узнаваемость российских лошадей?  

Андрей Хартли:  

В глобальном смысле – никак. Для них это была обычная сделка, и лошадь больше ассоциировалась с агентом, который ее продал, чем с Россией. К тому же у нее ганноверский паспорт, а не российский.  

Что нужно делать, чтобы российские лошади стали узнаваемыми?  

Елена Хартли: 

Чтобы за российскими лошадьми стояла очередь, они должны быть не просто потомками известных жеребцов, а хорошо обученными, с качественной подготовкой. Я мечтаю о том, чтобы наша лошадь выходила на маршрут и показывала уровень, который невозможно не заметить.  

Система обучения начинается с простого: лошадь должна стоять ровно, чтобы человеку было удобно на нее сесть. Она должна понимать свою работу, слышать всадника, подчиняться ему и в то же время уметь спасать его в сложных ситуациях.  

Посмотрите на награждения. Выездковые лошади стоят спокойно, а конкурных коневоды еле удерживают. Это уже вопрос дисциплины. Я хочу создать интеллектуальную лошадь, которая знает свою работу и выполняет ее осознанно.  

Как можно повысить статус российских лошадей в мире?  

Андрей Хартли: 

В России нет сильного конного бренда. Нас никто не знает, мы только покупаем европейских и американских лошадей. Я бы хотел, чтобы у нас была официальная порода – Русская спортивная лошадь. Мне объяснили, что породу нужно выводить 50 лет, но я говорю не о селекции, а о маркетинге. Это помогло бы нашим лошадям стать узнаваемыми за границей.  

Еще одна цель – проведение крупных международных турниров в России. Например, этап Longines Global Champions Tour на Красной площади или Дворцовой площади. Это привлечет внимание к российскому конному спорту.  

Нам нужно объединяться. В мировом рейтинге ведущих всадников можно увидеть флаги Уругвая, Бразилии, ОАЭ, Португалии, но российского триколора там нет. Хотя у нас есть все ресурсы: земля, климат, деньги, специалисты.  

Почему российские коннозаводчики не объединяются?  

Елена Хартли: 

Потому что у каждого свои причины. Одни не хотят работать с определенными людьми, другие считают, что им должны доплачивать за участие, третьи уверены, что у них и так лучшие лошади, и ничего доказывать не нужно.  

Андрей Хартли:  

Лена права. Но если мы будем мыслить стратегически, поймем, что успех нашего конкурента на Западе – это успех всей индустрии. Когда я предложил объединить заводчиков для презентации лошадей, оказалось, что никто не хочет сотрудничать.  

Если один человек продаст лошадь в Европу, это привлечет внимание к российским лошадям в целом. У нас пока нет сильных историй успеха, и это мешает развитию.  

Я хочу видеть российскую лошадь, выигрывающую Олимпиаду под российским всадником. Это моя мечта. И я верю, что она осуществима, если мы будем работать вместе.

Какова ваша стратегия на будущее?  

Елена Хартли: 

Моя мечта – найти по всей России талантливых ребят 16–20 лет, привезти их на обучение хотя бы на 4–5 месяцев, а затем отправить обратно в регионы, чтобы они передавали знания дальше. Но для этого нужны спонсоры, готовые оплатить такую программу. 

Мы готовы учить их всему: уходу за лошадьми, работе с грунтом, постановке маршрутов, пониманию потребностей лошади, правильной посадке, управлению, взаимодействию с лошадью. Это должен быть комплексный и поэтапный процесс.  

Мы хотим, чтобы наши лошади выступали на Олимпиаде, но не просто ради медалей, а чтобы привлечь внимание к необходимости обучения людей, поиска талантов и привлечения спонсоров. В любом спорте есть система подготовки, а в конном мире все зависит от финансов. Я не представляю, как человек без денег может пробиться. Даже экипировка – это огромные затраты.  

Даже вопрос гуманного отношения к лошадям часто упирается в нехватку знаний. Спортсмен может любить свою лошадь, но не уметь с ней обращаться, раздражаться и действовать неправильно. В итоге со стороны это выглядит некрасиво. Начнем с обучения – и гуманность придет логично и естественно.  

Андрей Хартли: 

Елена прошла путь от нуля и на личном опыте поняла, как правильно работать с лошадьми. Сейчас мы видим, что ее методика дает результат, и подготовка лошадей идет так, как надо.  

Мы доводим лошадей до определенного уровня и затем вывозим в Европу, потому что высококлассных спортивных лошадей можно продать за действительно большие деньги – 500 тысяч евро и больше – только в Европе или США.  

При отборе лошадей в 2–3 года мы делаем рентгены, чтобы понять, способна ли лошадь на большой спорт. Если здоровье позволяет, мы предоставляем ей персонального тренера, который работает с ней в руках и получает зарплату в течение нескольких лет. Мы заезжаем лошадь, два года обучаем ее держать баланс, затем начинаем выступать на соревнованиях. Это долгий путь, и далеко не каждая лошадь его проходит. Кто-то отсеивается, кого-то мы просто дарим. Из десяти рожденных жеребят один-два могут оправдать все вложения и принести счастье.  

Затем мы вывозим их в Европу, как делали с Дитмаром: его спортсменка выступала на соревнованиях, люди видели лошадь, и рано или поздно сделка по продаже происходила. Такой же план был с Арменом: аренда нескольких денников в Европе, выступления, привлечение покупателей, продажа лошадей. Это позволяет зарабатывать деньги и развивать нашу систему, чтобы в конечном итоге довести хотя бы одну лошадь до Олимпийского уровня и не продавать, пока она не добьется высших результатов.  

В чем уникальность вашей методики?  

Елена Хартли:  

На самом деле, ничего уникального – просто система. Вопрос в том, каким путем к ней прийти. Я работаю над этим уже 8 лет. Каждый год рождаются жеребята, и каждый год они воспитываются под моим вниманием. Они учили меня так же, как я учила их. Я проверяла методику на следующих поколениях – и видела, что все работает и развивается быстрее. Так и рождается система.  

Но чтобы не уйти в субъективные эксперименты, я привлекаю таких специалистов, как Виктор Петрович Угрюмов, Николай Владимирович Сафронов. Они помогают оставаться в балансе, не улетать в фантазии, а держаться в рамках проверенных методов.  

Конный спорт – относительно новая сфера. Лошадь стала спортивной всего 100 лет назад, до этого она служила в армии или сельском хозяйстве. Когда она вошла в спорт, возник вопрос, как ее правильно обучать. Сейчас идут споры: нужна ли традиционная система или нужно что-то новое? Я уверена, что через 50–100 лет появятся новые методики, изменится езда, техника, обучение.  

Важно, чтобы у нас была платформа для обсуждения. Сегодня этого нет. У Equi Media есть возможность создать такую площадку. Чем больше людей будет вовлечено в диалог, тем лучше для всей индустрии.

Фото: личный архив Хартли Хорс Хаус

Equi Media, будьте с нами!